Наш дом находился вдали от главных
дорог и вблизи одной,
где ход совершался посредством плавных
движений коры земной.
А море лежало в пяти минутах
и к дому вели следы
путем наложения новых гнутых
подков приливной воды.
Анютины книги, мои ракетки
служили основой стен,
а впрочем, и в роли москитной сетки
и спутниковых антенн.
Я в кресле-качалке в ветвях ротанга
сидел на веранде, стол
усыпавшей сливой, зашедшей с фланга
и взявшей июль в котел.
В котле, между тем, клокотало солнце
похлебкой из овощей,
пока из прослойки культурной социум
вываривал суть вещей.
Земля под ногами была ничейной,
недвижимость обросла
полезными связями - с назначеньем
подвоя на роль посла.
И после обеда, читая каждый
свое, выпивая тень
цветочных горшков корневою жаждой,
мы долго листали день.
За эти часы проведя бок о бок
друг с другом немало лет,
мы поняли только насколько робок
в постели шотландский плед.
Земля окружила себя морями,
чтоб посуху не ушли
без посоха оси ее миряне,
чтоб ночью подтягивали баграми
к скоплениям край земли.
А нас сохранила в пространстве – корнем
всех бед, удали вершок
которого - где-нибудь в мире горнем
случится культурный шок.
Прошедший всю школу от садовода-
любителя до спеца,
я мог размотать дождевую воду
в начало ее – с конца.
И что заставляло так прыгать капли
лягушками на капот
поздней открывалось нам в клюве цапли,
Массандры набравшей в рот.
Но сколько бы ни хлебнули горя
губами своих сестер,
она приносила мне рыбу с моря,
а я разводил костер.
Ловил ее руку и, сжав запястье,
в ладонь насыпал ручей
подсолнуха, чтобы жила во власти
деталей и мелочей.
И знаешь, когда б она ни прижалась
ко мне без меня при всех,
надеюсь, что это не будет жалость -
единственный смертный грех.