— Что ты теперь чувствуешь? – спросил Поллукс.
— Я по-прежнему думаю, что это я, - сказал Норман.
— Жизнь, - сказал Поллукс, поправляя пробирку с синей жидкостью в приборе на столе. Он сверился с блокнотом:
— Ты не начал чувствовать себя палкой?
— Нет, - сказал Норман, - Мне безразличен носитель, который ты выбрал. Я был и остаюсь Норманом.
— Память, - Поллукс сделал отметку в блокноте, - По мере накопления опыта, ты будешь все больше чувствовать себя палкой.
— Я знаю, что годится любой носитель, - сказал Норман, -. Но у меня не может быть опыта палки. Я не вижу и не чувствую сам себя. А тебе я могу и не поверить. Твое слово против моего. Это мой выбор.
— В любом случае, у тебя в памяти останется то, что я только что сказал тебе. Твоя память знает, что я никогда не лгал тебе. Повторяю, сейчас ты всего лишь торчащая из нейро-массы палка. Тебе придется свыкнуться с этим, потому что это будет последнее, что ты услышишь о себе.
— Мы много раз спорили о том, что произойдет, - Норман старался, чтобы интонация, передаваемая нейронами, звучала ровно, - И ты по-прежнему не понимаешь меня. Прошу тебя, сейчас просто делай свое дело.
Они замолчали. Когда прошло полчаса, Норман спросил:
— Что за причуда была выбрать палку?
— Тебе же все равно.
— Мне все равно.
— Зачем же ты спрашиваешь?
— Мне не хочется, чтобы ты говорил ей, что я стал палкой.
— Значит тебе не все равно.
Норман подождал нужное время, чтобы показать, что он подумал над всем тем, что сказал Поллукс, потом сказал:
— Я никакая, не палка. Будет так, как я подумаю. Мне все равно.
— Твое слово против моего.
Поллукс поднял со стола длинный, похожий на барракуду, термометр и сунул его в мерцающую багровыми блестками массу в ведре. Затем снова занес карандаш над блокнотом.
— Когда сходила кожа, что ты чувствовал?
— Холодило скулы, будто на лицо дул морозный ветер. Даже и сейчас скулы еще холодит, как будто есть что холодить.
— Сканирующая память, - пометил Поллукс в блокноте.
— Ты хочешь знать, что я чувствовал, когда растворились кости?
— Скажи мне.
— Это было очень приятно. Я почувствовал легкость.
Прошло четверть часа.
— Сколько еще? – спросил Норман.
— Уже скоро. Палка почти пропиталась.
— Ты говоришь так, будто я не палка.
— Тебе показалось. Ты палка.
— В равных возможностях твоего вранья мне и правдивости в отношении меня – реальность. Что именно думать без чувств, не имеет значения. Без чувств я могу быть кем угодно. Я выбираю. Пока я выбираю оставаться Норманом.
- Я думал, тебе не хотелось оставаться Норманом. Из-за этого и начался весь сыр-бор.
— Да, из-за этого начался весь сыр-бор. Но сейчас я еще Норман. Когда же ты отключишь нейроны слуха и речи, я трансформируюсь в нечто совсем иное, чем палка. Я трансформируюсь в нечто совсем иное, чем Норман, чем ты и чем весь мир.
— Я бы хотел верить, как ты.
Поллукс встал со стула и подлил в колбу с синей жидкостью красный активатор. В колбе зашипело, из нее пыхнуло колечко черного дыма.
— Когда ты отключишь нейроны речи и слуха в растворе, у меня больше не останется чувств, - продолжил Норман, - Я буду отражаться лишь от собственной памяти. Я буду знать все, я буду владеть всем, и буду все слышать и видеть.
— Ты подписал бумагу, - пожал плечами Поллукс, - Надеюсь, игра будет стоить свеч.
— Она будет стоить свеч! – отозвался Норман, - Сейчас, когда у меня нет глаз, нет рук и ног, нет живота и спины, нет позвоночника, я точно это знаю.
— Теперь, когда у тебя нет обратного пути.
— И отлично, что нет. Чувства и боль – это одно. И я очень рад, что лишусь чувств. Мне нужен только я сам. Мне не нужны чувства, с которыми я сталкиваюсь на улице, которыми другие жгут меня. Когда у меня останутся только мои собственные чувства, тогда я стану всемогущ.
— Ты подписал бумагу, - равнодушно отозвался Поллукс.
— Ты не веришь, что я стану богом?
— У нас с тобой разные теории на этот счет.
— Не стоит ли оставить канал обратной связи? Только выброс вовне, никакой информации от вас. Я мог бы давать советы.
— Очень нужно, - сказал Поллукс, - Разрозненные воспоминания Нормана-палки о самом себе. Это никого не интересует.
— Но это все.
— Это никому не интересно.
— Нет, ты не понимаешь. Это будет грандиозно! Это будет, как наблюдать восход Земли с Луны! Это будет…
— Сейчас я отключу твои речь и слух. Навсегда, - сказал Поллукс, - Дыхание прекратится само собой.
— Ты скажешь ей, что я жив и управляю всем, Поллукс?
В ответ он услышал щелканье тумблеров. Наступила полная тишина.
Тут же Норман подумал о том, что он подумал, что он подумал, что он подумал, что он подумал, что он по-прежнему может думать, - даже без слуха и речи. Но о чем он будет думать? Он сможет придумывать и решать в уме уравнения. Зачем?
- Поллукс…
Человек в белом халате опустил небритый подбородок. Мерцающая бордовыми искрами масса в ведре померкла.
Через минуту в лабораторию вошла грузная негритянка с тряпкой в руке.
— Это твое? – коротко кивнул ей Поллукс на торчащую из ведра посреди комнаты швабру.
— Какого хрена она здесь делает, мистер Андерс? - возмутилась уборщица, - Я уже три дня ищу ее по всему центру!
— Я летал на ней, Фрида.
Негритянка расхохоталась, потом оглянулась по сторонам.
— А мистер Гессен? Я думала, он тут с вами. Когда он прошел мимо меня сегодня, на нем не было лица.
— Он зашел попрощаться, Фрида, - сказал Поллукс, - Завтра он уезжает на Аляску.
— Все к этому шло, с тех пор, как он развелся с Элисон, - выпятив нижнюю губу, кивнула женщина. Потом помедлила и добавила, - Мне будет не хватать его. У него был тяжелый характер, но он был неплохой человек.
— Легко любить тех, кто уходит, - хмыкнул Поллукс.
Уборщица потрогала швабру двумя пальцами.
— Это верно. И как так получается, что мы все без конца только и делаем, что врем друг другу? Один Бог любит нас по-настоящему. Что это за дерьмо?
— Мы с Норманом на прощание использовали твою щетку в одном эксперименте. Эта штука легко вытирается.
— Черта с два, теперь ее только выкинуть на помойку.
— Выкини, - он провел рукой по волосам, - Элисон не звонила?
— Она уже как час ждет вас в приемной.
— Что же ты не сказала мне раньше?! - вскинулся он.
Негритянка задрала толстый подбородок и приняла многозначительный вид – тот, каким любят облачаться слуги и домашние животные, когда им кажется, что они понимают в жизни больше своих хозяев.
— Мистер Андерс, мне показалось, что не стоило Элисон встречаться тут с мистером Гессеном. Не следует и вам гневить Бога.
— Ах, что ты понимаешь! Да ему сейчас все равно, поверь мне, – вскричал Поллукс, - Ему сейчас абсолютно все равно!
И нервными движениями стягивая на ходу халат, он быстро вышел из кабинета.