Пример

Prev Next
.
.

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

«Фауст»

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории
«Фауст»

Хочется написать что-нибудь умное, но, увы, половина книги – туман, от которого остаются в голове лишь золотые нити правильных ощущений, - как, например, от музыки Баха, - но сказать, что все понятно и мысль четка и ясна нельзя. Вообще, читать «Фауста» – это все равно, что смотреть на волны, разбивающиеся в буре о мол, или на гейзер, который то взрывается столбом брызг, то становится спокойным озером с пузырьками, а то и вовсе пустой каменной воронкой, когда вся вода, сосредотачиваясь перед броском, уходит вниз (это хорошо показано у Сокурова в одноименном фильме), - но понять то, что видишь, не можешь, не успеваешь.

Вообще, Гете взялся за неблагодарный сюжет – описание кризиса среднего возраста человека и связанной с ним депрессии. Только те, кто достигли этого возраста (в наше время это происходит самое раннее лет в тридцать пять) могут понять, о чем идет речь. Раньше читать «Фауста», мне кажется, бессмысленно.

Итак, герой совсем измучался от своей учености и около-ученых оккультных исследований, - обнаружил, что человеческой знание ходит по кругу, не давая ответы на «последние» вопросы, что оно помогает людям лишь обманывать друг друга, - и от того впал в тоску. «Замуж поздно, сдохнуть рано», - что-то такое. Вроде, силы и желания еще есть, - а все перепробовано, переизучено, переиспытано, - не вставляет, хоть плачь. А главное, Фауст человек гордый, и как гордый человек, он непременно хочет двигаться дальше, расти, совершенствоваться – а куда расти, куда двигаться в гадком материальном мире уже непонятно. Тут-то и подворачивается Мефистофель.

Надо рассказать, что в прологе Мефистофель приходит к Богу и говорит ему: «Творение твое, Боже, никуда не годно. Людишки - сброд, и каждый стремится, чуть что, свернуть с пути, сотворить зло и погубить себя. А если кто и упирается, так того еле-еле подтолкнуть и тоже полетит в тар-тарары, как миленький». Бог говорит: «Нет, это ты загнул. Есть у меня и крепкие ребята. Вот, например, Фауст». Черт: «Да и Фауст твой не лучше. Дай только мне вот лицензию на его всяческое совращение и увидишь, как пойдет». Ну, слово за слово, побились почти об заклад.

И вот, Мефистофель, явившись к Фаусту с лицензией (а тот совсем уже было в тот момент собрался от тоски травиться из флакончика), говорит ему: «Давай-ка, брат Фауст, флакончик оставь, а мы с тобой вместо этого лучше договор заключим. Я тебя развеселю, а ты мне душу». Но Фауст, конечно, не простецкий какой-нибудь парень, его развеселить это много надо сил даже черту потратить. По-хорошему, Фаусту надо показать про смысл жизни, дать почувствовать, что есть то, ради чего ему дальше жить. И вот тогда они решают: Мефистофель будет Фауста щекотать, как только может, но лишь Фауст скажет: «Остановись, мгновение, ты – прекрасно!», черт его, как муху, прихлопнет. Подписались, чин чинарем, кровью. Ну, и, не откладывая в долгий ящик, начали.

Герцен писал, дескать, все знают: первая половина «Фауста» - (уже не помню точно, как у Герцена, но одно из), - умнее, интереснее, проще второй. На самом деле - и то, и другое и третье. Первая часть книги, - настоящая интрига. Всегда именно эту часть обсуждают, ставят, экранизируют, критикуют. Со второй сложнее…

В первой части - тоска Фауста, его сделка с Мефистофелем, и их приключения - Мефистофель водит Фауста по трактирам, приводит к ведьме, влюбляет в Маргариту и помогает совратить ее, затем заставляет убить ее брата Валентина, и в конце уволакивает в горы Гарца смотреть бал Сатаны в Вальпургиеву ночь. (Вообще, в скобках замечу, хоть и знал о связи, был удивлен, насколько роман Булгакова «Мастер и Маргарита» замешан на Фаусте, насколько он им «дышит». Все в двух книгах «нагло» перекликается - от имени героини, до бала Сатаны, и вплоть до мелких деталей, таких как полет отдельных персонажей на свинье. А интонации Воланда, Коровьева и Бегемота – почти без изменений интонации Мефистофеля из «Фауста»).

Как бы там ни было, в первой части нам все понятно. Фауст это мы, затерявшиеся в болотах материально мира дети. Мефистофель – гадкий, хоть и обаятельный, пакостник, под видом добра и всяческими софизмами подсовывающий нам зло. Но уже к заключению первой части грани начинают постепенно размываться. Если Мефистофель – «часть той силы, что вечно совершает благо, стремясь ко злу» (цитирую не точно, но по сути) - Фауст, то есть мы с вами, - оказывается, наоборот, вечно хочет добра, а совершает… Но вот вопрос, добра ли, и вправду, хочет Фауст?

Совращение и смерть Маргариты – выписано и сюжетно построено очень хорошо. Добившись от девушки своего, Фауст оказывается на балу у Сатаны. Развратный, но и поучительный материальный праздник жизни, всякие забавные происходящие на нем штуки, вечный теперь спутник Фауста черт, дающий ему умные пояснения, отвлекают Фауста от мыслей о падшей с его помощью возлюбленной, - покуда Маргарита не оказывается непоправимо в беде. Когда Фауст приходит в себя, становится уже поздно. Трагедия. Все мольбы Фауста накануне казни (Мефистофель дал Фаусту возможность проникнуть в темницу, и Фауст просит ее уйти с ним), ничем не оканчиваются – поверила уже девушка однажды компании философа с чертом в обнимку.

На этом Шекспир поставил бы точку – очень хорошо! Но Гете это не интересно. Гете не интересна хорошо выписанная трагедия, - «Фауст» для него роман-поиск (он писал его всю жизнь, 57 лет работы), почти научный - или нет, скорее, альтернативный, оккультный инструмент личного поиска смысла жизни. Гёте стремится реально, практически ответить на вопрос: «Зачем мы еще живем, когда нам уже неинтересно?»

И вот, он пишет вторую часть романа, - фрагментированную, разбросанную в эпохах и мифах, в видениях и фантасмагориях, в сценах с десятками античных, оккультных, фольклорных, аллегорических персонажей. Продираться через сцены с Форкиадами, Тритонами, Нереями, Плутусами, Тизифонами неподготовленному читателю сложно, но выручает изумительной образности стих и часто встречающиеся в тексте удивительные в простоте, проницательности и истинности мысли.

Фауст во второй части уже не тот. И Мефистофель уже не тот. Уже не поймешь, кто из них кто. Мефистофель часто жалуется, ворчит, попадает впросак, а Фауст творит чародейство уже и без помощи рогатого, вызывает движения небес, поднимает мертвых, спускается в такой мрак преисподней, куда и сам черт отказывается его сопровождать. Маргарита утеряна – герой о ней будто забыл. Он уже хочет прекрасную Елену, символ женственности и красоты из Гомеровой «Илиады». Он воссоздает ее из тлена – она пропадает, он переносится к ней в Спарту…

«Идти дальше, не останавливаться» – это девиз Фауста, это и есть девиз самого Гёте. «В начале было дело» - заканчивает Фауст свои размышления над тем, как лучше перевести первую строку из Евангелия от Иоанна. Он отвергает поочередно другие варианты: «Сначала было слово», «Сначала была мысль», «Сначала была сила». «Дело» как бесконечное деятельное искание истины и ставит Гете в конечном итоге в заслугу Фаусту, - и за это его бесконечное горение, стремлением к истине он вместе с Богом прощает Фаусту все совершенные в ходе поисков истины грехи на земле. Хотя, честно говоря, Фауст творит во второй части книги уже много зла – войны, убийства даже в мирное время, - и не такие случайные и косвенные, как убийство Валентина и смерть Маргариты, но почти сознательные, - но и сама душа Маргариты на небе просит за Фауста перед Богоматерью.

Гете в книге ищет истину художественной интуицией. Для этого ему нужно многообразие мнений - для этого он пускает в диалоги без всяких ограничений и цензуры толкователей официальной религии, сонм нечистой силы, богов и героев античных времен, давно умерших мудрецов-философов, оккультных авторитетов, всякого рода и племени представителей окружавшей его современной реальности, выдуманных сказочных лиц… И всякий из них в спорах высказывает мысли дельные, под которыми мы, удивляясь, вместе с Гете, можем подписаться, - включая даже многие мысли самого соблазнителя человеческого…

Гете жил во времена романтизма и расцвета оккультных и эзотерических обществ, конечно, он был знаком с идеями и системами многих из них, - сегодня некоторые их этих обществ с удовольствием записывают его в свои тайные члены. Как там точно было, никто не знает, но, тем не менее, вероятнее всего, Гете, как минимум, неплохо знал доктрины масонов, розенкрейцеров, герметиков, гностиков, каббалистов… Описание многих сцен из второй части, конечно, имеет массу зашифрованных деталей, которые расшифровать под силу только посвященным. Очевидно, многие из этих сцен перекликаются с мистериями, практикуемых в этих обществах, с обрядами посвящения, с аллегорическими описаниями рождении человека к истине. Женские образы Маргариты, Елены Прекрасной, Богоматери очевидно несут в себе черты Софии, гностицизма…

И все же, вернемся к самому интересному вопросу: нашел Фауст в конце концов смысл жизни? Воскликнул он в какой-то момент «Остановись мгновение!»?

Нет, не воскликнул. Лишь еще раз в конце жизни подтвердил: «Конечный вывод мудрости земной: Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!» То есть, опять же – делай дело, - стремись к истине, хоть через грехи, а там зачтется.

Тут вспоминается мне Геринг, который Гете не любил и, вообще, кажется, был тем самым боровом, на котором летают нечистые персонажи. Он, тем не менее, говорил, что в «Фаусте» ему нравилось эта приверженность «делу». «Дело, - соглашался Геринг, - приоритет. Без дела ничему не научиться. А там разберемся». Кто делает, тот и прав. В «Фаусте», как ни странно, на мой взгляд, слышно глухое рокотание будущих страшных бурь, просыпающаяся воля человека «доказать небу».

Впрочем, трагедия Гете настолько глубока, чиста, что каждый находит в ней...

Сам Фауст жалуется, например, что «действие», «дело» у него самого в жизни направлено лишь на удовлетворение желаний. Он говорит с горечью: «…желал, желанья исполнял и вновь желал». То есть, «дело» его оказывалось всякий раз пустой, бессмысленной, несущей окружающим вред гонкой за миражом.

Гёте уловил то, что человек внутренне обречен на служение другим людям, у человека такая анатомия поведения, она другой быть не может. Но дело служения людям легко и незаметно подменяется в человеке «делом» получения удовольствия для себя. От последнего он и начинает страдать.

Философы говорят, что есть «высокие удовольствия» и «удовольствия низкие». Вот и Фауст у Гете запутался в этом заблуждении. И разрешил противоречие некой предтечей ницшеанской воли, самой определяющей рамки добра и зла.

Проблема же, на мой взгляд, в другом. Люди перепутали и смешали в одну кучу понятия «удовольствия» и «радости». Но это очень разные понятия, они почти антонимы! Удовольствия легко достигнуть, но оно убивает радость. Удовольствие лишь разжигает новое, раздражающее человека - желание большего удовольствия. А радость дается сознательным бескорыстным трудом, то есть действием, жертвующим удовольствием, и она абсолютна, ибо вводит нас в поле божественного покоя, нахождение в котором не имеет степеней.

Но вчитайтесь в последние главы трагедии, - мне кажется, Фауст это почувствовал перед смертью...