ЛитературоНЕведение
«... И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
- словно девочки-сестры
из непрожитых лет, ...»
(И.Бродский, «Стансы», 1962)
«..машут мальчику вслед.».
Были у меня пациентки, две барышни-сестрички: Цецилия (Циля) Григорьевна и Фаина (Фаня) Григорьевна. Циля и Фаня, - «Цзяофани», как их соседи прозывали (цзяофани – это такие китайские бандиты-стукачи времён культурной революции). Девушки же, которым напАру было около 200 лет, никакими бандитами не были, а были наоборот – тонкой, древней кости интеллигентками, вымирающей породы. Которые, как кур во щи, постоянно попадали во все погромы, все мировые войны, все голодухи и пр. беспокойные дела. Потеряв мужей, стали жить вместе, варить что-то в кастрюльке и, помыв и вытерев руки, ждать пять минут, пока пальцы окончательно не высохнут, прежде чем притронуться к выключателю (ток!).
Так вот, как только эти два одуванчика перешагнули порог моего кабинета, я тут же влюбился, стал пользовать их бесплатно. Когда одна из них, в 96 лет, слегла от немощи, лечил их на дому.
Потом бегал иногда за поручениями.
Горшки выносил.
«Демьян Семёнович, не делайтесь никогда старым и больным!» - басила младшенькая. Держа в длинных дрожащих перстах на отлёте «беломорину».
Но не об этом.
Подав на выезд, понял, что – не вытянуть дамам. Прижал их и узнал адрес единственного родственника : племянника, физика с международным именем, из Питера (обращаться к нему за помощью они стеснялись). Вызвал. Оказался приятнейшим мужиком, лет 65-ти, коллекционером одной из самых больших в России пушкиниан. Такой Эммануил Моисеевич Шер. В синагоге львовской делать было нечего : все уезжали, волонтёрской службы тогда ещё не существовало. По одной, очень солидной, рекомендации, договорились с чьей-то родственницей, спокойной девочкой из села. ( Которая за ними, до самой смерти, как дочка, ухаживала, вела на полуукраинском христианско-иудейские ( вернее, христианско-атеистические) диспуты и, после смерти младшей из Цзяофаней, унаследовала, по праву, уютную львовскую квартирку. Низкий поклон).
Т.е, общались мы с симпатичным племянником – меньше недели, – в первый и последний раз. И всё. Никакой переписки, никаких сигналов.
Лет через шесть, вдруг, ни с того, ни с сего, звоню закадычной подружке – своей бывшей жене – с одним вопросом : «Слушай, а ты не знаешь, что там и как с Эммануилом Моисеевичем, никаких вестей о нём не было?». – «А что?» – «А чего-то о нём вспомнил.» Она – дрогнувшим голосом : «Ты знаешь, он минут 15 назад звонил, спрашивал : как там у Димы, как в Германии устроился.». ...
С тех пор звонков не было.
Забытая, ветхая ниточка потянулась. Оборвалась.
Я помню фото из семейного альбома: весёлые бездетные красавицы. К началу Первой Мировой войны – уже сильно в невестах.
Это всё – о сёстрах.
Никаких следов, кроме этой записи, от них не осталось.
Иллюстрация. Львов, ул. Галицкая, начало ХХ века. Источник