Пример

Prev Next
.
.

Александр Марков

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Сократ и Алкивиад, Анненский и Бальмонт

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

Иннокентий Анненский, цитируя из стихотворения Бальмонта «Художник»

Смеюсь над детски-женским словом — гадко,

Во мне живет злорадство паука,

В моих глазах — жестокая загадка.

изменил строчку, «в моих словах». Кажется, изменение не к лучшему: дважды повторяется «слово» в трех строках. Но в отличие от Бальмонта, который занимался перебором имеющихся чувств как четок, от зрения к вкусу, от вкуса к обонянию, для Анненского само «слово» было двузначным: слово как сказанное, как реликвия, как оставшееся свидетельство, и слово как единственное, и даже напряженное дело.

 

Выражение “жестокая загадка” имеет терминологический смысл: это загадка, предполагающая смерть в качестве одного из решений. Образцом жестокой загадки была известная реплика Сократа в начале диалога Платона “Алкивиад Первый” (105а):

δοκεῖς γάρ μοι, εἴ τίς σοι εἴποι θεῶν: “ὦ Ἀλκιβιάδη, πότερον βούλει ζῆν ἔχων ἃ νῦν ἔχεις, ἢ αὐτίκα τεθνάναι εἰ μή σοι ἐξέσται μείζω κτήσασθαι;” δοκεῖς ἄν μοι ἑλέσθαι τεθνάναι

Думается мне, если бы кто из богов сказал тебе: “О Алкивиад, что из двух выбираешь: жить жизнью которою сейчас живешь, или сразу умереть, если тебе не будет позволено приобретать еще больше”: Думается мне, что ты избрал бы умереть.

Сократ смеется над амбициями Алкивиада как соблазнителя, показывая, что соблазнитель уже оказался в центре всеобщего внимания, а значит, простое пробуждение внимания к себе в слушателях его не удовлетворяет. Поэтому соблазнитель должен не просто со страстью желать еще большего, но постоянно рисковать, чтобы поставить под сомнение само это внимание, сам взгляд толпы на него.

Тот взгляд, который казалось бы звал ко всё большим упражнениям в страсти, оказывается лишь крайностью; ее и приходится оспаривать особой риторической ставкой: выведением смертности из ритуальной невозможности приобретать все больше. Раз боги не позволяют бесконечно приобретать и соблазнять, значит, человек смертен. Смертность и невозможность хвалить богов оказываются в этой риторической системе одним и тем же.

Бальмонтовский художник-злодей вполне риторичен: он представляет свою соблазнительность как злорадство, как эффект речи, которая не может довольствоваться чужими речами. Но он считает, что жестокая загадка всегда будет оставаться именно в глазах соблазнителя, который со страстью желает все большего, а его готовность умереть вызывает восторг зрителей. Это артист-акробат, который не нуждается в словах, так как в самой этой акробатике уже просчитаны все риски.

Тогда как у Анненского именно в словах жестокая загадка: общих правил акробатики нет, но при этом нельзя до конца признать и собственную смертность, сколько ни бросай вызова богам. Жестокая загадка останется на словах, не став зрелищем, не став общим местом о “смертности” как о невозможности до конца вынести собственные возможности соблазнять и быть соблазняемым самим словом о красоте.

Анненский находится не в поэтической позиции Алкивиада, а в позиции Сократа, который в диалоге Платона показывает, что будет преследовать Алкивиада до тех пор, пока его соблазн, несмотря на все громкие и скандальные поступки, будет только на словах: будет тем, “о чем” говорят, и не станет соблазном, раскрывшимся в собственной истине.