Есть рецензии острые, резкие, саркастичные, есть неожиданные и остроумные, есть виртуозно-образные - сами как поэзия. Есть глубокие, философские, отталкивающиеся от предмета рецензирования и уводящие в мир рецензента.
Есть нарциссичные, любующиеся собой и на себе замыкающиеся. Есть надуманные, привязывающие к своей идее произведение. Есть захлёбывающиеся памятью обо всём прочитанном и выхлащивающие из произведения неповторимое. Мне, как литературоведу, интересны все, поскольку строгое литературоведение не позволяет примеси личности. Есть текст, загадка, и есть ты - Шерлок Холмс. Связывай и увязывай, но себя не ввязывай.
Мир критика совершенно иной. Он фееричен, он фонтанирует суждениями, осуждениями и присуждениями, оценками всех калибров. Это искусное фехтование с противником в лице либо автора, либо читателя, либо другого критика.
Дар критика мне не отпущен Богом, и как литературовед-Шерлок Холмс я благоговею перед священным огнём, исторгаемым из души критика в момент его соприкасания с художественным произведением.
А как писатель я всё же склоняюсь к рецензиям проникновенным, которые ведут меня в мой собственный мир интуитивных соприкосновений со Словом, открывая мне мои возможности и снимая страхи и неуверенность, свойственную пишущему. Я по многу раз и медленно вчитываюсь в такие рецензии, и они укрепляют во мне веру, не разлучая, не ссоря, а соединяя меня со мной.
К таким бережным и тонким рецензиям относится рецензия Даниила Чконии на мою новую книгу стихов "Тень города, или Эм цэ в круге". Это особый талант - умение проникнуться миром другого, подать его без единой фальшивой ноты, став ему не пересмешником и не эхом, а тем, о чём мечтает каждый, в том числе и в быту, - слушателем с абсолютным слухом.
С благодарностью привожу здесь эту замечательную рецензию.
Даниил ЧКОНИЯ
К МОРСКИМ ГЛУБИНАМ ТЯНЕТСЯ ДУША
Вера Зубарева. Тень города, или Эм Цэ в круге. Стихотворения и поэмы
разных лет. — 204 c. Charles Schlacks, Jr. Publisher Idyllwild, CA 2016
В новой поэтической книге Веры Зубаревой отчетливо проявлен ее давно сло -
жившийся творческий характер. Свойственная ей негромкая интонация — свиде-
тельство того, что автор доверяет своему читателю, хорошо знает и чувствует его.
Она не дергает за рукав торопящихся в человеческом многолюдье, не зазывает суе-
тящуюся толпу, вообще, кажется, не требует внимания — возникает ощущение, будто Зубарева сосредоточена на внутреннем монологе, ведет разговор сама с собой.
Очень точно отметила эту особенность стихотворной речи автора поэтесса Елена
Скульская, писавшая о стихах Веры Зубаревой: «это нашептывание, тихое нашеп-
тывание собеседнику, почти его, собеседника, внутренний голос, который звучит
всегда нежно, но убежденно, трепетно, но настойчиво. Тихая прелесть стихов Ве-
ры Зубаревой проникнута прохладой и тенистостью, столь важными в крикливые
и жаркие дни».
Иными словами, внутренний монолог все же предполагает читателя, способ-
ного вслушиваться и слышать эти стихи. Образ обретаемой тишины, в которой мо-
жет быть услышано самое легкое, тонкое, почти прозрачное движение вполне уве-
ренной рукой, отражен в одном из ее стихотворений:
Целебный запах водорослей. Снова
Пришла сюда. И берег не в сезон —
Как мир доисторических времен,
Где никого не посещало Слово,
Где тишиной усилен каждый звук
И поле зренья занимает жук,
Чье шумное сыпучее старанье,
Должно быть, слышится
На много миль вокруг.
Тишина, в которой отчетливо слышно «сыпучее старанье», есть и самохарак-
теристика творческого метода Зубаревой, и условие, необходимое для восприятия
ее негромкой интонации.
Тогда и становится видимым и слышимым мир ее поэзии, в котором перетека -
ет «незыблемое в зыбкое», босые ступни мнут «пластилиновый асфальт» (одна де -
таль, но какая же точная метафора знойного летнего дня!) и «облезлые больные
лежаки» на пустынном зимнем пляже. Кстати, это постоянно звучащая тема — пляж и море во внесезонное время, тема, хорошо понятная всякой романтической душе, особенно «тем, кто рожден был у моря». Отсюда еще одна метафора зимнего моря:
Только кутерьма
Движение осуществляла в снеге.
Сверкали льдинами холмы
На побережье странно белом.
Так замерла душа волны…
Эта замершая душа волны дорогого стоит. И когда читаешь у Зубаревой: «Уж
за полночь. Штормит моя тетрадь./ Ей снова в малом хочется о многом», понима -
ешь, что это принцип художественного мировосприятия поэта, что способность
сказать «в малом о многом» — одна из черт многогранного поэтического даро -
вания Веры Зубаревой. Отсюда же одушевленность одного из многочисленных
образов солнца, возникающих в стихах этого автора:
Солнце рассматривает глубины.
Приникая к поверхности
Почти неподвижного моря.
Тема моря в творчестве Зубаревой — тема действительно особая. Она пронизы-
вает корпус стихов камертоном, дающим настрой на общее восприятие творчества
поэта, на то состояние души, которое ведет автора от впечатлений детства к миро-
восприятию ее сложившегося поэтического характера:
К морским глубинам тянется душа.
Туда же осень тянется за летом,
Туда уходит день за новым светом
И мысль за отрицаньем рубежа.
К морским глубинам тянется душа,
Чтоб в голос крови вслушаться взатяжку,
Следить, как жизни бродят нараспашку
По кромке неизвестного числа…
Это из стихотворения памяти отца, Кима Беленковича, человека, чьей профес-
сией, чьим призванием было море. Что тоже во многом объясняет особое отноше-
ние к теме моря у автора.
Но у этой темы есть еще один аспект: она, тема Моря — порой тревожная, но
все равно солнечная, просветленная, — звучит альтернативой теме Города, где Го-
род — в образной системе Зубаревой — предстает в облике угрюмого города-призрака, города-Пилата. Не случайно же эпиграфом к новой книге поэт ставит эти свои давние строки:
Пляж пустел стремительно и громко.
Охали раздутые трамваи.
Ветер бережно расправил кромку.
Переполненное солнце
Вздрогнуло слегка —
Пролилось в облака.
Город отразился на щите заката
Призраком Пилата…
Этот образ Города тоже звучит сквозной темой новой книги, внушает тревогу,
напоминает о жизненной драме, о трагедийности жизненного пути, который уныло
движется к своему исходу:
Манхэттен. Солнце, не выдержав нагрузки,
Плюхнулось на небоскребы,
Распласталось на брюхе.
Сваленные в кучу, как битые моллюски,
Темнеют бездомные. К ним ластятся мухи,
Лижут им лица, мурлычут, клянчат,
Ходят кругами, тычутся мордой
В позеленевшие блюдца фонтанчиков.
Сабвей приливает электричками к городу.
Вспыхивают осколки стеклянных офисов.
Закат. Манхэттен объят пожаром.
Желтых такси обозленные осы
Несутся, сигналя пронзительным жалом.
Да простит меня читатель за обильное цитирование, но, как водится, стихи луч-
ше всего говорят сами за себя, разбросанные по разделам книги, они не дают расстаться с этой художественно осмысленной характеристикой Города:
Снова в Городе отключили день.
В тетради — темень, все вповалку,
Слово на слове… Мир обалдел.
Но, кажется, пространство, которое пронизывает взгляд поэта, выходит за рам-
ки земного, как эти строки из цикла «Записки лунасшедшего»:
Три часа ночи. Луна в повязке тучи
Мучается мигренью.
От этих дождей разбухла и выглядит пьющей,
А на самом деле
Сухой закон на ее поверхности,
И в кратерах — сплошная желтуха.
Кажется, тронешь — и распадется от ветхости.
Тем дороже — на фоне этой темы — звучание пронизанной солнечным светом
морской волны. Чем острее драма жизни, тем ярче радость проживания каждого дня, красота окружающего мира — не об этом ли стихийное движение стиха?!
Кстати сказать, стихийность радует в стихах поэта Веры Зубаревой: у нее нет
дидактических концовок, заранее просчитанных холодным умом псевдоафористи-
ческих сентенций. С читателем делится своими чувствами, переживаниями, сомне-
ниями истинно лирический поэт, а не делатель зарифмованных тезисов. Такие
стихи обычно рождаются на коротком дыхании, выплескиваются на едином выдохе.
Но поэтическое мастерство Зубаревой дает ей возможность держать тонус тек-
ста на протяжении многих страниц, как это происходит, например, в ее поэме «Све-
ча». Сюжетная линия поэмы развивается не по законам прямой стихотворной речи, не повествовательным каноном, а густо прописанным образным языком, поддержанным свободным интонационным дыханием. Ощущение такое, будто целая поэма выплеснута, словно короткое лирико-философское стихотворение. В ход при этом идет все: и ритмизованный нерифмованный текст, и жесткий ритмический рисунок стихотворного рифмованного текста. Здесь тоже звучит тема Города, приобретая трагедийный характер:
Город спит под конвоем снов.
Город видит туннели дул.
Город гонят вдоль мостовой,
Чтобы он никуда не свернул,
Чтоб он двигался в массе тел
К точке ада, адом ведом,
Был насаженным на вертел,
В чреве мертвой кипел живьем,
Слушал плоти сжигаемый зов,
Ликованья победной орды,
И не вышел уже из снов —
Из последней своей беды.
А меня там давно уже нет.
И в окошке моем луна.
И в будильнике ждет рассвет.
А во сне у меня — война.
Перед нами все та же Вера Зубарева: искренняя, мыслящая не риторическими
стишками, а хорошо выверенным образчиком русской стихотворной традиции.
Потому так часто остается сама и оставляет в растерянности своего читателя Ве-
ра Зубарева:
Холода. Отмирает тепло. Но зато — вместе с болью.
Значит, то, что болит или греет, увы, не душа…
А что же, если не душа? — воскликнет читатель. В сосредоточенной тишине сто-
ит задуматься и об этом. К сопереживанию, к сомыслию приглашает Вера Зубарева
читателя своей новой книги.
______
Опубликовано в журнале Нева: Нева 2016, 4
Фото Вадима Зубарева. На презентации книги "Тень города, или Эм цэ в круге" в "Новом мире". Декабрь, 2015.