Дмитрий Демидов
Земную жизнь пройдя до половины, Мандельштам решил учить итальянский. Эпоху Москвошвея кроил по железным лекалам «рябой черт», - без Данта было не обойтись.
В ноябре 33-го он пишет «Квартиру» - знаменитое стихотворение отчаяния и протеста. Приведу только его окончание:
И столько мучительной злости
Таит в себе каждый намек,
Как будто вколачивал гвозди
Некрасова здесь молоток
Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет начинать,
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
Здесь много «пропущенных звеньев». Кто этот Старик, что за «начинание» на плахе. А «за семьдесят» - возраст или какой-то срок? (По Данту срок земной жизни как раз 70 лет).
Конечно, «пора сапогами стучать» – обращение к себе самому (то есть писать стихи: он же сочиняет на ходу, изредка присаживаясь к столу). «Теперь надо писать только гражданские стихи», - повторяет Мандельштам. Одно такое – о голоде в Крыму - уже написано холодной весной 33-го.
В том, что протест будет стоить ему жизни, поэт не сомневается: «давнишний страх» - страх смерти (в юности он мог умереть от астмы). И эти «гвозди» - не для него ли?
Про гвозди на запятках Некрасов писал: «...не ставь за каретой гвоздей,/Чтоб, вскочив, накололся ребенок». (При этом сам поэт-гражданин именно в такой карете и ездил). Для Мандельштама это еще один мучительный намек: он же для совписателей «попутчик», его место - на запятках литературы. Он тут скорее мальчишка, гвозди колют и его.
К неизбежной гибели Мандельштам относится по-христиански: «Я к смерти готов», - скажет он Ахматовой.
В эссе 1915-го Мандельштам писал: «Эллинство, оплодотворенное смертью, и есть христианство». И еще: «... смерть художника не следует выключать из цепи его творческих достижений, а рассматривать как последнее, заключительное звено» (сравните с формулой апостола Павла "смерть - приобретение").
А если Старик – это эллин, повлиявший и на христианскую культуру? Например, особо ценимый тем же Павлом философ, которого называют «христианином дохристианской эры»?
Откроем «Федона». Так вот о каком "начинании" идет речь: «Но теперь, после суда... я решил, что сновидение приказывало мне заняться обычным искусством, и надо... повиноваться сну и не уходить, прежде чем не очистишься поэтическим творчеством». Сократу 70 лет, в тюрьме перед казнью он пишет стихи, чего раньше никогда не делал. И он убежденный неряха.
Когда Надежду Яковлевну спросили, отчего они не уехали в 20-х (а разрешение у них было), она сказала: «А вы помните, почему отказался бежать Сократ?»
После «Квартиры» Мандельштам напишет стихи про «кремлевского горца». И Восьмистишия - кислородные подушки для венозной толпы, отравленной хлороформом эпохи.
Эпиграмму на вождя он будет читать знакомым и полузнакомым, будто играя в русскую рулетку - «донесет – не донесет». И спрячет в каблук «записку от черта» - лезвие. Мандельштам ждал расстрела, но в 34-м дело ограничится ссылкой. Его арестуют повторно в 38-м - по доносу совписателей. Он умрет в пересыльном лагере. Умрет от истощения и голода, как и крестьяне, убитые вождем-мужикоборцем.
В санитарном бараке, на ледяной пол которого поэт упал, стоял густой запах серы.
«Ну что ж, Сократ, постарайся переубедить трусов. А впрочем, не то чтобы мы сами трусили, но, пожалуй, сидит и в нас какое-то малое дитя - оно-то всего этого и боится. Постарайся же его разубедить, чтобы оно не страшилось смерти, точно буки».