Пример

Prev Next
.
.

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Статуя

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

рассказ

Сапрон поднял заколяневшего фрица на руки, как дитя, отнес его в брошенный дом,  положил на дощатую, застеленную тряпьем кровать, сложил ему руки на груди – а вдруг человек живой? Если помер, Сапрон сдаст покойника похоронной команде, как только та появится здесь.
Печку топил соломой, сдернутой с полураскрытого сарая, разломал остатки плетня, дощатый бок сарая выломил. В широкой горловине русской печи бушевало пламя, варилась в котелке пшенная кашу, заправленная тушенкой. На столе пара ломтей хлеба, лук, соль. И фляга трофейного спирта, Сапрон несколько раз глотнул из нее. Ему вдруг почудилось, что немец шевельнулся.
«Он, наверное, не убитый, а просто контуженный, и замерз...».

Солдат подошел к лежащему, раскрыл ему рот, затем, надавливая на холодные небритые щеки, влил в немца немного спирта.
Человек захрипел, закашлялся, глотнул, задохнулся от жгучей жидкости, открыл белесые, с синевой глаза.
-- Да ты, оказывается, черт, живой! -- обрадовался Сапрон. -- Хоть ты и немец, а всё равно веселее ночевать.
Он растер спиртом обмерзшие ладони и ступни немца, они не успели почернеть. Немец обрадовался, что он жив, и наконец-то в плену -- война для него кончилась, есть шанс вернуться домой.
-- Я…я! -- с хрипом повторял он.
-- Да вижу, что ты! -- ворчливо поддакивал Сапрон. -- Радуйся, что я тебя забрал, а то бы совсем окоченел. Я тебя покормлю, а завтра отнесу в госпиталь, там тебя будут лечить. Всё зер гут!
-- Гут, гут! -- радостно шептал немец.
Сапрон принес теплый котелок с остатками каши, покормил больного с ложки. Немец поел, затем солдат переложил его на печку, на теплые кирпичи, сам лег на расшатанный деревянный топчан.
Наутро доставил Георга -- так звали немца, -- в госпиталь, написал на клочке  газеты записку, сунул немцу в ладонь: «Сапрон, полковой повар, бывший разведчик из деревни Тужиловка от Орла девяносто километров». И дал Георгу этот клочок на память.
-- Вспоминай, брат, кто тебя спас! Я хоть и не Христос, но покойников оживлять умею… -- И потрогал кисет с деревенским оберегом, хранящийся в нагрудном кармане гимнастерки.
…После войны, уже в 60-е годы Сапрон, работавший в колхозе пастухом, получил письмо от преподавателя философских наук Георга Вильгема Фридриха Кляйна -- тот приглашал его погостить в Берлине, где он жил и работал в университете.
Сапрон взял отпуск и после Октябрьских праздников поехал в ГДР. Бывший фронтовик не узнавал места, где когда-то воевал, Берлин и вовсе показался ему чудесным городом, восставшим из пепла. На вокзале его встречал Кляйн: он стал еще более мелким от старости человеком, седым и тощим. Однако он был в шляпе и с тростью, и вовсе не был похож на того несчастного обледенелого немца, которого разведчик спас в сорок втором году. «А шляпа-то как у нашего председателя! --  подумал колхозный пастух. -- У меня такой нету…».
Они поехали в пригород Берлина, где у Георга был  небольшой красивый особняк. Везде чистота, аккуратность… Для Сапрона была приготовлена отдельная комната, обедали всей большой семьей в просторной столовой, подавали хорошие харчи, Сапрон почему-то стеснялся пить коньяк из маленьких рюмок, казавшихся в его богатырских пальцах совсем крохотными.
Георг расспрашивал о том, как Сапрону живется и работается в России. Гость рассказал, что считается лучшим пастухом в колхозе, одно время подменял заболевшую доярку, он в передовиках, ему дали медаль за труд, возили на ВДНХ…
Немецкие друзья с почтительным вниманием его слушали, кивали головами, Георг, изучивший к тому времени русский язык, переводил. Сапрон волновался, пил шнапс небольшими глотками, боясь напиться и опозорить свою страну. Но все-таки не выдержал и попросил налить ему коньяка в бокал, Георг улыбнулся, кивнул, выполнил просьбу гостя. Сапрон выпил полбокала, граммов сто пятьдесят, и наконец-то ему полегчало, он расслабился, заулыбался, начал разговаривать на разные темы.
Преподаватель философии, выпивший за компанию с Сапроном четверть большого бокала, наоборот, загрустил, глаза его покраснели, наполнились слезами. Георг вдруг вспомнил, как в сорок втором году, зимой, накануне своей контузии, он разговаривал с русской старухой, как раз перед очередным наступлением русских. Он ночевал в ее хате и ранним утром, перед боем, не выдержал и заплакал, показывая грязным пальцем на черные иконы, перед которыми горела, раскачиваясь от взрывов, лампадка, заправленная горючей смесью: «Матка, помолись за меня!».
Глаза старухи наполнились слезами, она, видимо, вспомнила о своих погибших на фронте сыновьях, и  сказала Георгу:
«Спаси Господи тебя, идола грешнава!..» -- и перекрестила Георга дрожащей темной рукой.
А он в ответ произнес твердым солдатским голосом: «И тебья, матка, Он пусть спасьёт!».
Бабкина молитва уберегла от смерти и Георга, и бабку -- в то утро какой-то факельщик, пытаясь поджечь старухин дом, сгорел возле бабкиного плетня от собственной канистры с бензином, выскользнувшей из его рук во время взрыва…
Спустя год Георг приехал к Сапрону в деревню с ответным визитом, на него смотрел местный народ:
-- Немец приехал! Настоящий немец! - слышались любопытные голоса. -- Он с нами воевал, а Сапрон его спас…
Затихла гармошка. Деревенские с интересом смотрели, как из городского такси выходит седой человек, и, сняв шляпу, кивком головы приветствует людей. Несколько дней Георг гостил в домике колхозного пастуха. Все это время он разговаривали с местными жителями, интересовался колхозными делами, удил в местном пруду жирных карасей, выпивал потихоньку качественную Сапронову самогонку.
Сапрон долго думал, что же подарить на память Георгу, и был очень огорчен, что никаких замечательных вещей у него дома нет. Ведь Георг в Берлине надарил ему много разных сувениров… И тут сосед подсказал:
-- Да ты же, Сапрон, у нас скульптор по дереву! Вот и подари ему какую-нибудь свою гениальную деревяшку!..
Сапрон на это лишь рукой махнул:
-- Разве я скульптор? Вечерами строгаю из дерева раскоряченные фигурки... Мой немец – человек культурный, образованный, его дикой фигуркой не проймёшь!
-- А ты не боись, подари! -- настаивал сосед. -- Немцы -- народ сурьёзный, оне смеяться не будут… Ты вот меня чудного изобразил, вся деревня смеется над моей скульптурной хвизиономией… Но я на тебя за энтот партрет не обижаюся. Я там хоть и чудной получился, но зато видно, что сам себе на уме русский человек!.. Интересно, што твой немец про меня скажет?
Деревянные фигурки, вырезанные рукой пастуха, представляли собой подражания известным памятникам, которые Сапрон видел на фото в газетах, а также скульптурные портреты односельчан, вырезанные с натуры и по памяти. Бюсты у него часто получались такими уродливыми, что деревенские люди, узнавая себя в этих фигурках, порой всерьёз обижались на художника-самоучку. Хотя и поражались непонятному поразительному сходству. Некоторые из них мысленно произносили:
«Я получился как живой, настоящий, и в то же время удивительно смешной и карюзлый?».
Сапрон подвел немецкого гостя к самодельным полкам, где стояли фигурки, отдернул пыльную штору.
Георг обомлел: даст ист шон!..
И вдруг заметил сравнительно высокую, с полметра ростом, фигурку женщины с неестественно разинутым ртом. Рот ее был открыт как-то наискосок и оттого казался страшным. Это была копия гигантской скульптуры Богини Победы, установленной на Малаховом кургане, где когда-то Георг и Сапрон воевали по разную сторону фронта. Деревянный грубо выструганный меч словно бы наискосок рубил воздух в затхлом чулане. Георг вдруг дико закричал, попятился, глядя  в гневные до выпуклости глаза женщины.
-- Не боись, это мои деревяшки! -- успокоил гостя Сапрон. -- Если не брезгуешь, бери любую, дарю!
Георг осторожно взял с полки искаженную грубым резцом статую Богини, и весь день, словно ребенка, не спускал ее с рук. А вечером оба старика сидели в саду у костра и потихоньку плакали.
Георг Вильгельм Фридрих Кляйн оставил на память Сапрону свою философскую книгу, но бывший колхозный пастух уже никогда не сможет ее прочесть. И не только потому, что книга написана на немецком языке, но потому, что очень уж толста. Не осилить, не успеть...

На снимке: деревянная копия статуи на Малаховом кургане, изготовленная местным резчиком по дереву А.Толстых. К сожалению, после смерти скульптора потерялся меч в правой руке статуи...
Сюжет для начала рассказа частично заимствован из военных записок А.Платонова.