Пример

Prev Next
.
.

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Колодец и маятник

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

/К 70-летию Победы и к 15-летию "тихой реабилитации" Сталина/,

(по мотивам Эдгара Аллана По). 

До седин ей снился страшный детский сон:

ее отец стоит один над колодцем, на помосте:

на нем лица нет и дна не видно. Она кричит – Отец, Отец. Папа-Папа!

Он жестом показывает ей – не подходи ко мне дочка, прощай родная…

Она рвется к нему – помост прогибается – он срывается,  и летит в темноту, среди досок и крика. Она вскакивает на кровати, открывает зареванные глаза, тянется к отцу, как не тянулась бы никогда ни к кисельным берегам, ни к лучезарному небу - зовет. Он берет ее на колени. Умиротворение. Это всего лишь сон, страшный сон, в ногах валяется влажное от пота и слез одеяло. Какое счастье. Камень с души и только гулкое эхо в груди, как о стенки колодца, маленький камешек, стучит и щемит (первый раз в жизни) здоровое сердце. Теперь она все поняла и смеялась, ей было весело. Он прижимает ее к себе, обнимает, успокаивает. Она кричала во сне – звала. Он пришел, красивый: в сером свитере под горло, в очках на переносице. Он читал, и еще не ложился. Улыбается, шутит – «что, не спится доченька? Ничего, бывает». Она радовалась ему, как рождественскому подарку, уткнувшись в колкую, толстой нитью с плетеным узором, шерсть свитера и трехдневную щетину, а комариный кошмар – это всего лишь сон и они в своем доме, все вместе, с Папой, а рядом Мама, и очень тихо и запах сирени под окном. А за ним свой собственный сад с подсолнухами, и вода из колодца, не надо идтить до скважины, а вечером был ужин всей семьей, играли с Папой и с Мамой, и сказку на ночь... 

В следующую ночь за ним пришли.

Его забрали – участковый и с ним трое. Ввели понятых. Это понятие детский ум не знал, но проецировал на соседей сквозь плач и лепет, что все чужие – плохие. Все домашние – были подняты. Комнаты – осмотрены. Белье и вещи – выпотрошены. Имущество описано. Содержимое их мало интересовало. Те, что в форме, пришли за Папой. Участковый – осматривался. Что говорить: собственный дом, свой сад, вода из колодца. И не было на них генерала Лоссаля, и французские войска не входили в ташкентское лето. И она замерла, приказали заткнуться, и она поперхнулась, задохнулась криком, даже не бросила этим серым теням, что ей так хотелось: «Тоже мне, крысиный король, граф Монмаренси»! Маятник замер над самой кроватью, а под ней и вокруг – колодец. Сердце продолжало колотиться, пока не сжалось в комок. Ходики на серванте стучали прогулочным шагом, но время для семьи – остановилось. Отца ожидал Ташлаг и этап в Прибалтику. Мать и дочку – Кишлак, скитание по углам, переписка раз в два месяца и отправка посылки – 600гр. – и то хлеб, что мать не забрали, и не направили в какой-нибудь Алжир, конечно, не тот самый, в котором умирал Камиль Сен-Санс, французский композитор, в двадцать первом году, любитель камушков и уличного многоголосья. В том Смерть – плясала, как стрекоза по морозцу, а в этом  – пласталась и доходила. И у нее самой, этой резвой старушки, вываливались зубы от цинги, и расширялось сердце на два пальца, и из-под ороговевшей, папирусной кожи проступали ключицы, и не было сил волочить ни клюку, ни гнилые кости.

Когда враг близко подошел к Москве, отца расстреляли. Он был интеллигент польской крови, из дворян, со знанием английского и десятилетним сроком, в заключении он просил выписывать и присылать ему иностранные журналы, на английском и польском. Пулеметы били с четырех вышек, по периметру внутреннего двора, косили бегущих. Остается надеяться, что Смерть добралась до него быстрее, чем до других (хотя, зная отправные условия, она единственная осталась не в накладе). Он умирал стоя, с достоинством русского офицера и с сердцем, преисполненным скорби за отечество и за свой народ. Так у апостола Петра, должно быть, в описи – «в рай принял раба такого-то, за мученический венец». Может быть, хватило времени вспомнить девочек: жену и дочку. Великий Хронос щедр до подачек. Впрочем, все могло быть и совсем иначе, но об этом не хочется думать. Нашим внукам нужно, чтобы мы умирали стоя, и я их понимаю. И мне было бы трудно говорить им, что я обмочился, и бежал по трупам в надежде укрыться под одним из упавших, и прятался за спины товарищей, тех, что еще не прошиты, и не повалились, на липкую, затоптанную землю. Приходится стоять, держась за облака, а небо холодно над лагерной оградой и по периметру обнесено колючкой, героическая борьба и за ней требует жертв и культа. Очередь! Тепло и сыро, а под жирной землей идут подземные толчки и что-то колет. Жаль только, что потомки не разглядят в нашем времени усилия воли к жизни; и в этом наше ничтожество, не достойное смерти.