Пример

Prev Next
.
.

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Ирина Пономаренко о книге Сергея Пахомова "Другая жизнь"

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

 

Я сторож собственному аду,

Рассыльный призрачных миров,

Я взял у вечности в награду

Дорогу, как вязанку дров...

 

С. Пахомов

 

«Я сторож собственному аду...» Этими словами мне хочется начать предисловие к сборнику стихотворений Пахомова Сергея.

 «По степени энергетический затрат поэзия - труд, не имеющий себе равных, - считает он. - Но это не крест. Хочешь - не неси, несешь - не плачь...» Казалось бы, все верно, но пишет Сергей молниеносно: от двух до семи минут затрачивает на любое стихотворение... А потом несколько дней находится, словно в магнитном поле. В это время еще хочется перечитывать написанное, удается править. Потом стихотворение умирает в душе, уходит на второй план, удаляется в свою жизнь. Дает всходы. Уподобившись пшеничному зерну, упавшему в землю и умершему... Так чем же оно прорастет? Что собою явит? Каждый, кто соприкасался в своей жизни с процессом творчества, не может не осознавать, что процесс этот радостный и мучительный одновременно. Чаще, это творение «из ничего». И нередко мысль, только что казавшаяся точной и чарующей, через мгновение может быть отвергнута. «Общее состояние творящего – неопределенность, неизвестность, неуверенность в завтрашнем дне, издерганность». (Розанов В.В.) И потому не всякий желает посвящать себя искусству. А для поэта Пахомова это просто другая жизнь, путь к которой был долог. «Другая жизнь» - имя, которым наречен его сборник избранного.

Поэзия - принятое им одиночество. «Труд сердца, души, влечёт к одиночеству, что противоречит человеческой природе, инстинкту самосохранения. Но поэт стремится к одиночеству, поэтому может считаться не человеком...» - это его размышления... Поэзия способна и одарить. Одарить не сравнимым ни с чем экстатическим, боговдохновенным состоянием, музыкой, низвергающейся с небес. «С некоторых пор мне кажется, что я сам - звук, что он - внутри меня и просится наружу... Потом подключаются, помимо меня, мысль и энергетика... Странно все, - отмечает Сергей. - Я не пишу. Я живу от стихотворения к стихотворению».

Его ощущение жизни настолько ярко, что невольно заражаешься желанием разглядывать мир сквозь цветные стеклышки, собирать за пазуху слова, которыми говорит природа и которые дано слышать только художнику. «Он поэт с искрой Божьей, - считают друзья, - и рыбак фартовый». И правда, замечательный - убеждаюсь, приникая к его стихам. Только рыбалка эта - «звездная»: что ни образ - осколок солнца. Слово рождается им с неодолимым детским восторгом: «хрущатый мост», «дороги выверст», «вековая неуслышь» да «невида́ль»... Вот не́видаль, скажете. «Да нет же, - улыбнется Сергей, - невида́ль (будто не ви(жу) даль)».

«Избранное» задумано Пахомовым как солнцеворот, калейдоскоп мыслей и чувств, кино-сериал о детстве, рыбалке, грибах и звездах, о жизни и смерти, о Боге и любви. В книге объединено более двух десятков сборников. Озвучу лишь некоторые их названия: «В глуши пролетарского рая», «Пустошь», «Звездная рыбалка», «Россия - белая деревня», «Смерть», «Черная дыра» - для того, чтобы вы могли представить, сколь широк диапазон творчества художника.

«Поэтическое слово для него подобно хлебу насущному, но ему чуждо оперировать понятиями», - писал о Пахомове петербургский критик Анатолий Пикач. Сергей виртуозно владеет словом. Он знает, как видоизменять ткань стихотворения, чувствует, когда слово начинает обретать истинный смысл, звучать, вибрировать в пространстве. Словно дано ему видеть, как «сплетаются они, оттеняют друг друга и создают все вместе одно огромное полотно под названием Поэзия». Стихи пишутся «холодным» сердцем, они - синтез пережитых эмоций. В этом случае боль, что истончилась, вызывает не сострадание, а проживается до мурашек.

Боль... Быль равна боли. Да разве могло быть иначе, ведь дышит Сергей одним воздухом с тем временем, в котором живет. С тем, что пришлось пережить: развал страны, афганская и чеченская войны...

От обильных ножей пролетарских отчизн,
От ночей, чьим разбоем крещён,
Я цеплялся, как тать, за пропащую жизнь
И, как тать, был повешен… Прощён.

 

Это и «гибель» деревни, в которой прошли (в силу сложившихся обстоятельств) его детство и юность:

О, Русь – крестьянская забота!
Жизнь, что налимьи потроха.
Соседа мучает икота,
Собаку – голод и блоха.
Меня – тоска. Людское горе
Кругом, куда ни обернусь...

Но знает Сергей и другое: жестокость мира - не жестокость сердца. «Моя земля не может умереть», - вот вера его.

Поэт, словно истинный живописец, не может не откликнуться на всеобъемлющую красоту мироздания. «Он видит во всем формы, краски и всему дает форму и цвет, овеществляет невещественное, делает земным небесное да светит земное небесным светом!» (Белинский В.Г.) Пахомов не просто созерцает явления природы, но словно живет их жизнью, чувствует «пульсацию всего сущего»:

Река…Стремление уплыть.
Вода… Желание струиться.

 

Природа дарит ему силы и вдохновение, отзывается в душе могучими образами - «видениями», «охапками снов»:

Текущей жизни образы, виденья,
Рожденье звёзд, иные ли рожденья
Моей подвластны воле неземной?

 

Она говорит с ним на понятном и родном языке. «А он красив. Я люблю слушать», - признается Сергей. Вслушаемся и мы:

На равнине - тинь-тон -
Звёздной ночи фаэтон.
Звон хрустален - тон,
Опечален - тинь!
В юном небе - из окон -
Полнолунья синь...

Природа для него - вся - незримый кров... Необозримый лес, тонко олицетворяемый художником. С какой одержимостью и любовью ведет он внемлющего таинственными тропами. Тропы, тропы... Бредешь - не надышишься, и, спустя мгновение, словно бредишь ими. Восторгу мастера подвластны и «бобры-боровики», и «большой зеркальный карп», и... «черные дыры». Он мыслит с размахом: от спор до призрачных миров. Его пейзажи впечатляющи и... суровы. По словам коллег, природа у него – не мастерская для человека, а сумеречный соперник. Что ж, вполне возможно...

По мнению одного из критиков, Сергей пишет, как Бунин, стертыми словами, озаряя их, где нужно, волшебным светом. Таким видится мне образ человека в лирике Пахомова, размытый, едва подсвеченный; выписанный иначе, сдержаннее, тоньше вживленный в рисунок стиха. Будто невольный персонаж отождествлен с ним самим... А может, это просто попутчик? Чаще старик. Или рыбак. Запутавшийся в жизненных сетях.

Будучи женщиной, я особенно ревностно ищу в его лирике женские образы. Важно все: как нарекает, как прикасается... словом. Поэт избегает употребления имен собственных, часто называя возлюбленную подругой, еще чаще - прибегая к личному местоимению «ты». Выхватив его из текста, неизменно вздрагиваю и в мыслях называю «очень личным». Любовь и возлюбленная... Об этом - всегда осторожно, застенчиво. Девственно, что ли. Словно любит вечно и уже не помнит, как впервые руки коснулась рука... Девственно ли? Ошарашенно.

Ты ответила «да» -
И обуглился рот...

Они уснули у стены,
Укрывшись стеганой судьбою,
Их руки, переплетены,
Дрожали юною листвою...

 

Как хочется опаловых ночей,
Призывно-расточительных мерцаний!
Навек недосмыкания очей -
В кромешный час растерянных лобзаний,
Отвесных лиц, разбуженных от сна,
Снующих и воркующих, как птицы...

И вдруг вышептывает. Любовно и яростно. Клонясь к губам единственной в первый ли, в последний раз: «Забудь! Не вымолви меня!» И, вопреки выдохнутому, возникает желание приникнуть к живительному источнику боли... В стихах Сергея быль - чаще - «боль». Великое чувствование, нежность - до изнеможенья...

Жизнь для Пахомова - это дорога. Долгий путь, ведущий в жизнь иную, которую он принимает сердцем:

Я буду считать не монеты, а листья,
Копить листопады, ветра и позёмки...
И складывать тайно высокие мысли
В гробницу души, что разроют потомки...

 

 

...Судьба стихотворений. Она как судьба пшеничного зерна, упавшего в землю и умершегоКакие даст всходы? Что собою явит? Ведь смысл произведения изменчив. Он тот, чем откликается в нас. Если это страдание, тогда разглядев его вне себя, можно почувствовать облегчение. Можно придти к поэту с чистой и светлой душой и сделаться соучастником художественного наслаждения.

А может, как дети, полюбопытствовать и ждать?

Чего? Величайшего открытия! Собственной души. Будто истоков другой жизни.