Сага
Как Имира мозги, витиеваты бредущие по небу облака,
рука моя к земле чужой прижата и чувствует: пульсирует река
от рыб, центростремящихся на нерест, как викингов драккары на Руан…
Закат окрасил мухоморный берег и медленно сползающий туман
Сага
Как Имира мозги, витиеваты бредущие по небу облака,
рука моя к земле чужой прижата и чувствует: пульсирует река
от рыб, центростремящихся на нерест, как викингов драккары на Руан…
Закат окрасил мухоморный берег и медленно сползающий туман
Болиголов
Животноводческих полей обильноройная окрестность,
Вода, как выдавленный клей из тюбика глухого леса –
Тягуча, липчива на вид, где голышманцы узнаются,
Не прикрывающие стыд – лежат на пляже, как на блюдце
Плоды садовые, темны: трусов для всех не напасёшься –
Полёт, смутное
1
Как будто озеро ночное в голодном сумраке моём,
Горит – немыслимое, злое – преображая окоём.
Оно по сути – бестелесно, оно не стоит ни гроша,
Но неуместно и болезно к нему ласкается душа.
Фермер
Свет солнца над террасой (как зеркало в пыли),
Приподнимают астры соцветья от земли.
Кувшинки, как заплаты, на ватнике пруда,
Ждут вороны-прелаты день Страшного Суда.
Океан Эльзы
День позёмист, что похоже на писание стихов,
Из лягушечьей из кожи водянистых облаков
Месяц вылез на дорогу. – Эльза, собери на стол!
Ты с утра молилась Богу, Бог услышал, снизошёл.
Горнист
Да здравствует юный октябрь – могильное солнце страны,
Упавшие яблоки с яблонь в траве окаянной видны.
Осунувшись, как от холеры, гнилые, как море Сиваш,
Они, словно в Зимнем – эсеры, бормочут мне «Отче» не наш.
Ловцы дронов
Будучи сам с усам, видит саам сон:
Речка течёт (спам), белка грызёт гудрон.
Дрон собирает в клин юных своих дрончат,
Сон (понимаем: сплин), будто закрытый чат.
Дрожь
Я хочу очутиться в стране-стороне, где пологое облако плачет по мне:
это дождь, от которого лужи дрожат, словно мухи упавшие за ночь в ушат,
словно листья (с изнанки) дрожат на ветру или дети дрожат, приближаясь костру,
и дрожат на ветру лепестки, как испуг – обжигая ладони дымящихся рук;
Итог
Уличать я хочу просвещённых, освящённых, как в Пасху яйцо,
Я брожу мимо улиц мощёных, укрывая от ветра лицо.
Находясь в слабоумной таверне, где лучится коварный глинтвейн,
Наливая глинтвейн, не поверь мне... и лукавый мотивчик навей.
Прорубь
Я видел всё: досадная потеря багряных листьев осенью - ничто.
Висит в саду (изношены деревья) задрипанное старое пальто.
Полы расстёгнуты, где пуговиц вороны - как наспех к проруби за чистою водой -
И радостно, что проруби икона под вечер освещается луной!
Расходится кругами по иконе вода, как свет по божьему лицу,
Когда ведёрко в проруби утонет и дужка уподобится венцу.
Вот так мы и общаемся. Скучает Бог обо мне, когда глухой мороз
Затянет прорубь (думаю за чаем в туманном ореоле папирос)?
Окинава
Я избавился от боли, как от банного листа,
Чёрным камнем в чистом поле прозябая неспроста.
Что налево, что направо – «тройка борзая бежит»,
Чудный остров Окинава к морю синему пришит.
Орбиталь
И звёзды-угольки костра Джордано Бруно,
Погаснут навсегда в тот час, когда умру:
Процентщица (река, считающая дюны)…
Раскольников (топор, звенящий на ветру)…
Характер
У русской природы характер
Изменчив бывает и крут:
Застрявший у кладбища трактор
И немногочисленный люд,
На вынос
Пока жульверничал газетой сосед в беседке у крыльца,
Луна зазубренной монетой упала в омут озерца.
Фурычил катер рыболовный, скулою тёрся о причал,
Напоминал каменоломню (по силуэту) и стучал
Болезнь
Курсор сосны указывает мне на облако, провисшее над лесом,
На жёлтый плёс, на рыбу в глубине, на лужи, как сверкающие песо.
Испанкой заболевшие луга примяты первой тяжестью покрова,
В саду осточертевшая ирга поражена проказою (Иова?).
Дом
Карликоват (Лотрек Тулуз) дом возле озера. Настырно
Дом смотрит окнами на шлюз головкой дырчатого сыра.
Холм. Дуновение зимы: вдоль поля – заячье сафари,
Ручей – проталиной сурьмы, клён лунной пылью офонарен,
Дух
Лист пал квёл.
Звёзд свет ряб,
Сон мой пуст…
Дым вдаль вдоль.
Вод свод чёрн,
Рыхл крут брег,
Стог в лог слёг.
Три кладбища
Три кладбища в пространстве между сёл,
Дошкольный лес для мелких проходимцев.
— Иринка, погляди-ка... Я набрёл
На борового сказочного принца!
Правда-кривда
Есть в ольшанике голая правда, кривда горькая в небе озёр,
Правда-кривда – в цветении радуг над бугром, что плывёт, как осётр.
В желтооком ознобе левкоя, в расточительном шуме огня,
Есть холодная правда покоя, деревенская кривда плетня.
Геометрия
Полосатое, зимнее
Полосатый окунь, полосатый лёд,
На тельняшке мокрой задом наперёд –
Синие полоски, белые, как луг.
Полосатый в доску, закадычный друг.
Сыр
И дождь потакает слезою, и лес оставляет без чувств,
Пугая (за лесом) грозою – темна покаянная грусть!
Досадно, что плох трансформатор, надежда – на сполох зарниц,
Зияющий озера кратер и жёлтые листья страниц –
Украина
Забвен или забвенен, на усмотренье ваше – спивается мой гений от местной простокваши…
В оконце лицезрею крестьян в одеждах ратных, как ослик Апулея (трактуется превратно) –
Осенний лист осины кондитерской фольгою шуршит над Украиной с нервозностью изгоя.
Я тем обеспокоен, что выгляжу нелепо среди больничных коек… и – орденом Мазепы –