В честь Дня Австралии (26 января) и актуально для России даю свой перевод радиоэссе Роберта Мензиса, "Забытые люди". Оригинальный текст здесь - Menzies Virtual Museum, Chapter one, "The Forgotten people".
Австралийский "Черчилль" (по славе) и "Чемберлен" (по сути своих миролюбивых взглядов). Премьер-министр первых лет Второй Мировой (с 39-ого по 41-ый) и далее, после перерыва и лидерства в оппозиции, снова с 49-ого по 66-ой. Основатель и глава либеральной партии Австралии, антикоммунист и "сторонник британской короны". С его именем связано знаменитое дело "перебежчика" Петрова (1954) и политика поддержки среднего класса.
Роберт Мензис (Robert Menzies), как мне кажется, на сегодняшний день самый уважаемый и любимый австралийцами политик. Всего в 42-ом году состоялось 37 его выступлений на австралийском радио, впоследствии, записи радиопередач в форме эссе были изданы сборником, под общим названием "The Forgotten People". Ниже, перевод, пока что, только первой главы, того самого выступления 22 мая 1942, которое дало название политике и сборнику. С именем Роберта Мензиса, также, связано развитие австралийского парламентаризма.
Рекомендую, читая, фоном слышать "политику" нашего усатого "Дядюшки Джо", три пункта: "наша страна [не] будет поставлена на колени", "наши людские резервы неисчерпаемы", "враг не так силен, как его изображают некоторые перепуганные интеллигентики"... Это, совершенно демиургово, отношение рефреном использует Марлен Хуциев в своем фильме "Люди 1941 года" и заключительный аккорд, как говорится, из песни слов не выкинешь, выступление самого генералиссимуса. Мне кажется, этот фильм и это эссе, хороший материал к моему предыдущему посту о предательстве и патриотизме. "Враг подошел к Москве, к Ленинграду" и народ, вопреки краткому курсу ВКПб, встает и его "вдохновляет мужественный образ наших великих предков: Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова"... Как говорила моя учительница истории - "всех собрал"; но это преображение режима, который еще не "лопнул под тяжестью своих преступлений".
А об истории Российского парламентаризма есть довольно хороший фильм Андрея Смирнова и Юрия Шевчука - "Свобода по-русски".
Вот такое мне захотелось сделать предисловие к эссе Роберта Мензиса, приятного Вам чтения.
The Forgotten People - a speech by Robert Menzies on May 22, 1942.
/ Забытые Люди – речь Роберта Мензиса, 22 мая 1942 года. /
Совсем недавно, в известную еженедельную газету Епископом было написано письмо [1]. В нем говорится, что следует отдать должное рабочим. Он убежден, по-видимому, что рабочие это те, кто работают руками. Он стремится разделить народ Австралии на классы. Он, очевидно, страдает от того, что - как мне кажется – в течение многих лет было нашим сильнейшим государственным недугом – болезнью сознания, которое делит общество на относительно богатых или относительно праздных, и на замученных бедняков с тем, чтобы решить все социальные и политические разногласия вопросом: На какой стороне Вы?
Сейчас последнее, чем я хотел бы заниматься – это начинать или принимать участие в лживой войне такого рода. В такой стране, как Австралия классовая война всегда – лживая война. Однако раз мы говорим о классах, то самое время сказать несколько слов о забытом классе – о среднем классе – о тех людях, которые находятся в постоянной опасности быть перемолотыми в прах между верхними и нижними жерновами ложной классовой войны. О среднем классе, который, строго говоря, представляет собой основу этой страны.
У нас здесь нет имущих классов, как в Англии, следовательно, термины эти не тождественны; так что я должен определить, что я имею в виду, когда использую выражение «средний класс».
Позвольте мне для начала определить его путем исключения. Я исключаю из его рядов с одной стороны богатых и влиятельных: тех, кто контролирует большие средства и предприятия и, как правило, способны защитить себя – хотя надо сказать, что в политическом смысле они, как правило, не демонстрируют ни понимания, ни компетентности. Но я исключаю их еще и потому, что в большинстве материальных трудностей, богатые могут сами позаботиться о себе.
Я исключаю с другой стороны того же ряда массы неквалифицированных людей, почти всегда хорошо организованных; и их заработную плату и условия труда охраняет общепринятый закон. Так вот, я исключаю их из моего определения среднего класса. Однако мы не можем исключить их из проблемы социального прогресса, как один из главных объектов современной социальной и государственной политики, с тем, чтобы дать им надлежащую меру безопасности, а так же обеспечить условия, которые позволят им приобрести навыки и знание и индивидуальность.
Делая эти исключения, я замечаю промежуточный диапазон – класс служащих, которых я представляю в парламенте - наемные работники, владельцы магазинов, квалифицированные ремесленники, профессионалы: мужчины и женщины, фермеры и т.д. Это в политическом и экономическом отношении и есть «средний класс». Они по большей части не организованы и не сознательны. Они завидуют тем, чьи преимущества в значительной степени достигнуты за счет взыскания с них налоговых сборов. Они не настолько богаты, чтобы иметь собственную политическую силу. В свою очередь каждая политическая партия использует их голоса, считая это само собой разумеющимся. В них в достаточной мере отсутствует индивидуализм для организации того, что мы в эти дни называем «Политическим давлением». И все же, как я уже сказал, они являются основой нации.
Коммунист всегда ненавидел то, что он называет «Буржуазия», потому, что ему очевидно – существование оного защищает страны Великобритании от революции, в то время как реальное отсутствие оного в феодальной Франции конца восемнадцатого века и в царской России конца прошлой войны сделало революцию естественной и, действительно, неизбежной. Вы можете заявить мне: «Почему мы должны поднимать этот вопрос на данном этапе, когда мы ведем войну, результат которой в равной степени касается нас всех?». Мой ответ таков – я говорю об этом потому, что под натиском войны мы можем, если не будем осмотрительны – если не будем столь внимательны, сколь позволяют нам времена – нанести смертельную травму на наш собственный позвоночник.
В отношении политической, промышленной и социальной теории и практики, во время войны есть большие задержки. Но есть и большие ускорения. Мы должны внимательно следить за каждым направлением, помня всегда, - знаем ли мы об этом или нет, хотим ли мы этого или нет – что основы какого бы то ни было нового послевоенного государственного устройства, неминуемо закладываются уже сегодня. Мы не можем идти неверной дорогой вплоть до заключения мирного договора и ожидать, что вдруг потом мы пойдем верным путем.
Теперь, что значит средний класс; как определить и описать его?
Во-первых, он имеет свою «долю в стране». Он несет ответственность за свой дом – дом материальный, дом человеческий, и дом духовный.
Я не верю, что реальную жизнь сей нации можно найти либо в огромных, роскошных отелях, или в мелочных сплетнях, так называемых модных пригородов, либо в бюрократии организованных масс. Её можно найти в домах тех, никому не известных и безымянных людей, кто независимо от своих индивидуальных убеждений и религиозной принадлежности, видят в своих детях наибольший вклад в бессмертие своего народа. В этих домах - основа здравомыслия и трезвости; непременное условие непрерывности; их благосостояние определяет благосостояние общества в целом.
Я упомянул о материальном доме, доме как жилище человека и доме духовном. Позвольте мне в порядке очередности разобрать их. Что значит «материальный дом»?
«Материальный дом» представляет собой вполне конкретное выражение привычек бережливости и экономии для «обретения своего жилища» [2].
Ваш передовой социалист может бесноваться против частной собственности даже в то время, когда приобретает ее; но один из лучших инстинктов в нас тот, что побуждает владеть одним маленьким кусочком земли с домом и садом, которые являются нашими; куда мы можем уйти от всего; где мы можем быть среди наших друзей; где никто посторонний не смеет противиться нашей воле. Если вы обдумаете это, вы увидите что если - как говорили в старину - «Дом англичанина есть его крепость», то сам этот факт приводит нас к выводу, что тот, кто стремится нарушить этот закон, нарушая тем самым незыблемые основы Англии должен быть - отвергнут и повержен.
Национальный патриотизм, иными словами, неизбежно вытекает из инстинкта защищать и отстаивать наши собственные дома.
В таком случае, мы имеем дом, как жилище человека. Огромное здание, полное одиночества, еще не дом. «Каменные стены не делают тюрьму» [3] они так же не делают дом. Они в равной степени могут делать конюшню или свинарник. Кирпичные стены, мансардные окна и центральное отопление представляют собой не более чем отель. Мой дом там, где моя жена и мои дети. Инстинкт быть с ними – это величайший инстинкт цивилизованного человека; инстинкт существующий, чтобы дать им шанс в жизни – сделать их не подневольными, но волевыми [4] - это благороднейший инстинкт.
Пожалуй, Шотландия внесла значительный вклад в теорию и практику образования, именно вследствие традиции Шотландской семьи. Шотландский пахарь, идущий позади своей упряжи, использует все способы и средства, чтобы сделать своего сына фермером, а значит, он посылает его в сельскую школу. Шотландский фермер размышляет о будущем своего сына и видит его обеспеченным не в результате наследования денег, но в результате получения того знания, которое даст ему силу; и так сыновья многих шотландский фермеров вступают на путь к Эдинбургу и высшему образованию.
Большой вопрос в том: «Как я могу изменить сына, чтобы помочь обществу?». Но не в том, о чем мы чаще думаем: «Как я могу изменить общество, чтобы помочь сыну?» [5] . Если жилище человеку суждено самой судьбой, то наш долг сохранить и сберечь его для образования и прогресса.
И наконец, о доме духовном. Это понятие находит простейшее и самое трогательное выражение в «Субботнем вечере поселянина» Бернса [6]. Природа человеческая достигает своего высшего значения, когда она сочетает в себе зависимость от Б-га с независимостью от Человека.
Мы не произносим ничего обидного - напротив, мы не имеем ничего кроме теплого человеческого сострадания по отношению к тому, кого судьба принудила жить на субсидии государства - когда мы говорим, что величайшей неотъемлемой частью сильного человека является абсолютная независимость духа.
Это единственная реальная свобода, и она имеет своим следствием решительное одобрение прозрачной персональной ответственности. В тот момент, когда человек ищет моральное и интеллектуальное прибежище в эмоциях толпы, он перестает быть человеком и становится пустым местом. Духовный дом, в этой связи, нельзя построить на апатии и подчиненности; он есть производное от самопожертвования, от бережливости и экономии.
На войне, как впрочем, в большинстве случаев, мы становимся легкими жертвами пустых слов. Мы говорим многословно о многом, без остановки, не задумываясь об их смысловом значении. Мы говорим о «финансовой помощи», забывая, что финансовая помощь 1942 года основана на сбережениях поколений, ему предшествовавших. Мы говорим о «моральном духе», как если бы это качество было привнесено извне – сотворено кем-то другим для нашего блага – когда на деле нет, и не может быть никакого национального духа, который не был бы основан на индивидуальной силе духа мужчин и женщин. Мы говорим о «живой силе», как если бы это было просто вопросом арифметики: как если бы это исчислялось путем простого умножения мужиков и мускулов, вне духовного начала.
Во-вторых, средний класс, более чем любой другой, обеспечивает интеллектуальные амбиции – движущую силу общественного прогресса. Увлекательная для многих людей идея, что в благоустроенном мире мы все переживем государство, в сущности, безумие, ибо, что есть государство, кроме нас самих? Мы коллективно должны обеспечивать то, что получаем индивидуально.
Огромный недостаток демократии – недостаток, за который нам приходится горько расплачиваться в данную минуту – состоит в том, что в интересах потомства мы были заняты внесением себя в список бенефициариев и исключением себя из числа пайщиков. Как если бы в этом были чьи-то чужые богатства и чьи-то чужие усилия, за счет чего мы могли бы жить припеваючи.
Заглушая амбиции, завидуя успеху, добиваясь превосходства, не доверяя свободной мысли, высмеивая и вменяя ложные мотивы в вину общественной служению – проявляются недуги современной демократии и австралийской демократии в особенности. Все еще, амбициозность, напряжение всех сил, рассудительность и готовность трудиться - не только основа и объективность самоуправления, но и важнейшее условие его успеха. Если это не так, значит, нам следует повернуть колесо истории вспять и снискать благосклонность абсолютизма еще раз.
Где в большинстве случаев мы находим столь значимые качества? Среди богатых, пребывающих в покое и достатке, среди беспечных и необученных масс, или среди тех, кого я бы назвал «средний класс»?
В-третьих, именно средний класс поддерживает, вероятно, более чем любой другой – интеллектуальную жизнь, которая отъединяет нас от зверей: жизнь, в которой нашлось место для литературы, для искусства, для науки, для медицины и права.
Рассмотрим случай литературы и искусства. Могли бы они продолжать свое существование в качестве госдепартамента? А мы – публиковать своих поэтов в зависимости от их политической окраски? Определяется ли государственным постановлением сюрреализм, потому что сюрреализм получил большее число голосов от ключевого электората? Правда в том, что ни одна великая книга никогда не была написана и ни одна великая картина никогда не была создана по часам или правилам гражданской службы. Такие вещи делаются личностью, не общностью. Вы не властны над ними. Они требуют возможности и, иногда, свободного времени. Художник, если он хочет жить, должен иметь покупателя; писатель – аудиторию. Он находит ее среди скромных людей, для которых «маржинальность» выше голой гостиной означает шанс обрести хотя бы малую толику блаженства, которое просто вне нашего понимания. Мне всегда казалось, например, что художнику лучше помогает человек, чем-то жертвующий, чтобы купить картину, которую он любит, чем богатый покровитель, который следует моде.
В-четвертых, это средний класс содержит и наполняет высшие школы и университеты, и тем питает светоч знания.
Для чего нам школы? Чтобы натаскивать людей перед экзаменами, чтобы приучать людей к соблюдению законов, или чтобы подготовить всестороннее развитых мужчин и женщин?
А университеты не более чем технические школы, или же они имеют, одной из функций сохранение чистого знания, установившегося вследствие не просто богатого воображение, но сравнительного ценностно-смыслового анализа, и ведущего к тому, в чем мы нуждаемся до крайности – осознанию ценностей иных, отличных от «материальных»?
Одна из позорных страниц нашей современной жизни – культ ложных ценностей, неоднократно подвергающих нас испытаниям деньгами, славой, аплодисментами. Мир, в котором комику, или обаятельному полоумному с экрана, могут выплачиваться баснословные суммы, в то время как научные работники и исследователи испытывают пренебрежение и нищету, - есть Мир, который категорически нуждается в переосмыслении ценностей и расстановке приоритетов.
Теперь же, когда мы все представили себе и признали эти вещи, иначе ли в большинстве случаев будет строиться наша политика предотвращения или запрещения нецелевых трат, поощрения зависимости от государства, обеспечения тупого равенства посредством фантастической идеи о том, что все люди равны в их умственных способностях и потребностях и достоинствах; спустимся ли с горы на землю, взвесим ли каждого согласно его политической организованности и влиятельности – как избирателя, а не как человека? Все это трудноразрешимые вопросы, но мы не сможем уйти от ответов на них, если в мире действительно наступает новый порядок.
Я был активно вовлечен в политику на протяжении четырнадцати лет в штате Виктория, и в Австралийском Союзе. За этот период я не припоминаю, чтобы какой-либо политический курс был направлен на благотворительность, поощрение самостоятельности, признание божественным и бесценным всего разнообразия чужих точек зрения. Напротив, было много случаев, когда голоса избирателей небрежно использовались в ущерб их интересам, на сокращение бюджетных трат.
В некоторых чрезвычайных случаях, таких как депрессия или начало войны, мы спешим прояснить, что меры предосторожности принятые человеком по выходе в отставку или на пенсию вполовину не столь священны как меры безопасности государства принятые как бы в его интересах, когда он сам оказывается незащищенным совсем.
Мы отзываемся о доходах от собственных сбережений людей, как если бы они имели компрометирующий характер. Мы облагаем их все большими и большими налогами. Мы говорим с пренебрежением о получении дивидендов, в то время как сами же выступаем за новые пенсионные и социальные схемы. Я своими ушами слышал, как министр труда и занятости заявлял, что человек не терпит лишения, когда у него есть чем наполнить желудок, что надеть на себя, да еще крыша над головой. И все же, правда, как я пытался показать, в том, что скромные люди, кто стремится и получает что-то сверх материально необходимых вещей, и есть здоровая основа чрезвычайно деятельной и развевающейся народной жизни.
Все аргументы в защиту среднего класса – это аргументы за движущую силу демократии и против стагнации. В застойных водах сохраняется один уровень, и все отбросы в них скапливаются на поверхности. В проточных водах уровень изменчив, они бурлят и стихают, поднимаются на гребне волны и бросаются на самое дно, но ученые говорят нам, что они очищают собой до нескольких сотен ярдов.
Так, все мы, как в существовании души, не можем отказать себе в чувстве собственного достоинства. Так каждый из нас должен иметь свой шанс в жизни и придерживаться высоких политических и общественных принципов. Но говорить, что трудолюбивый и интеллигентный ребенок заботливых и запасливых и предусмотрительных родителей имеет те же социальные преимущества и даже материальные потребности, что и отпрыск бестолковых и недальновидных родителей – это абсурд.
Если девизом будет «Ешьте, пейте и веселитесь, поскольку завтра вы можете умереть, а если и не умрете, такой шанс есть, то государство позаботиться о вас, однако если вы не едите, пьете и веселитесь, но экономите, то мы заберем все ваши сбережения себе», тогда иметь дело всей жизни потеряет всякий смысл.
Вы ждете, что после войны придет новая порода людей, которые станет бесхребетными чудаками [7]? Подневольные обрастут жирком. Волевые разовьют мускулатуру. Люди без амбиций легко становятся рабами. На самом деле, в Австралии больше рабства, чем вы себе представляете. Сколько сотен тысяч из нас – рабы жадности, страха, газет, общественного мнения – представляющего совокупные взгляды наших соседей. Бездомные [8] люди дышат тоскливым туманом на углу улицы. Хозяева своей земли вдыхают запахи травы и твердой почвы под своими ногами и знают, как это хорошо.
На все это, многие мои друзья возразят: «Ах да, все это неплохо, но когда эта война будет окончена, левеллеры [9] победят в тот же день». Мой ответ – напротив, они выйдут из этой войны столь же неравными во многих вопросах, как были когда входили в нее. Большинство материальных ценностей будет уничтожено; наследование богатств - поставлено под сомнение; братство горя, если мы действительно хлебнем его, откроет много сердец, и возможно, закроет много ртов. Много великих конструкций обрушится, и мы должны быть в состоянии исследовать их фундамент, как никогда раньше, потому, что война испытала их на прочность.
Но я не считаю, что мы должны полагаться на господство всевластного государства, на чью благотворительность мы будем жить, беспозвоночные и пассивные – государство, которое будет распределять хлеб и идеи с умело выверенной точностью; где мы все будем иметь свои дивиденды, не жертвуя своим капиталом; где правительство, а это почти божество, будет нянчить нас, и воспитывать нас и обслуживать нас и субсидировать нас и хоронить нас; где все мы в бытность государственными служащими, все, по-видимому, будем равны, как главы своих департаментов.
Если новый мир, будет миром людей, то и мы должны быть не бледными и бескровными призраками, но сообществом людей, чей девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться» [10]. Частная инициатива должна вести нас вперед. Это не означает, что мы должны вернуться к старому и эгоистичному понятию невмешательства. Функции государства станут существенно больше, чем просто держать арену, на которой сойдутся конкуренты. Наши социальные и промышленные обязательства вырастут. Там будет больше регулирующий норм, не меньше; больше контроля, не меньше.
Но то, что реально случится с нами, будет зависеть от того, как много у нас людей, представляющих собой многоопытный и здравомыслящий и энергичный средний класс – старателей, предпринимателей, амбициозных людей.
Уничтожим их и тем подвергнем себя опасности.
22 мая, 1942.
Примечания переводчика - Д.К.
[1] Речь, по-видимому, идет о Епископе Джоне Мойесе (John Stoward Moyes, Armidale, New South Wales). По данным «Australian Dictionary of Biography» - Епископ Мойес использовал свое епископство в качестве платформы для своих политических взглядов. Он встретил сопротивление, когда критиковал банковскую политику во время Великой депрессии, много выступал в поддержку рабочих и шахтеров, в частности в 1942г. Когда он высказался против предложений сэра Роберта Мензиса, (который в свою очередь ратовал за «запрет Коммунистической партии»), а также подверг критике Австралийские учебные заведения и Церковь, за то, что было охарактеризовано им как «индивидуализм и никакого божественного призвания». (The Church and the Future - 1942).
[2] В оригинале: «for a home of our own». Соотв. «Жилищному вопросу». Т.н. «Американской мечте» - иметь свой собственный дом; и молитве об «обретении своего жилища». Более чем родственно нашему «Квартирному вопросу». «Обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…» М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита».
[3] В оригинале: «Stone walls do not a prison make». Из стихотворения «To Althea, from Prison» («К Алтее из тюрьмы») известного английского поэта Ричарда Лавлейса, классика английской поэзии: «Stone walls do not a prison make, / Nor iron bars a cage; / Minds innocent and quiet take / That for an hermitage…» В переводе Н.Радуга: «Не из решёток или стен / темница состоит, / тот, кто умом своим смирен, / в тюрьме находит скит». Выражение употребляется с тем, чтобы подчеркнуть недостаточность материального обретения своего жилища, примерно, с тем же смыслом, о «здании» науки говорит французский математик и философ Анри Пуанкаре: «Наука не сводится к сумме фактов, как здание не сводится к груде камней». Или как пишет наш знаменитый ученый Д.А. Менделеев в своей работе: «Познание России. Заветные мысли»: «Одно собрание фактов, даже и очень обширное, одно накопление их, даже и бескорыстное, не дадут еще метода, обладания наукой, и они не дают еще ни ручательства за дальнейшие успехи, ни даже права на имя науки в высшем смысле этого слова. Здание науки требует не только материала, но и плана, гармонии, воздвигается с трудом, необходимым как для заготовки материала, так и для кладки его, для выработки самого плана, для гармонического сочетания частей, для указания путей, где может быть добыт наиполезнейший материал. Тут поле истинным открытиям, которые делаются усилием массы деятелей, из которых один есть только выразитель того, что принадлежит многим, что есть плод совокупной работы мысли. Узнать, понять и охватить гармонию научного здания с его недостроенными частями — значит получить такое наслаждение, какое дает только высшая красота и правда».
[4] В оригинале: «to make them not leaners but lifters». То есть, не дать скатиться по наклонной («опуститься»), но подняться вверх по социальной лестнице (См. понятие «социальный лифт»).
[5] В оригинале: «The great question is, «How can I qualify my son to help society?» Not, as we have so frequently thought, «How can I qualify society to help my son?». Близкий по духу, но более глубокий по смыслу, аналог известного изречения 35 президента США Джона Фицджеральда Кеннеди (1917—1963): «Ask not what your country can do for you, ask what you can do for your country». В переводе на русский язык – «Не спрашивай, что твоя страна может сделать для тебя. Спроси себя, что ты можешь сделать для своей страны». Менее известны строки советской песни О.Фельцмана на стихи И.Шаферана: «Есть традиция добрая в комсомольской семье: / Раньше думай о Родине, а потом о себе».
[6] В оригинале: «The Cotter’s Saturday Night» of Burns. Название поэмы шотландского поэта Роберта Бернса (1785г.) Наибольшую известность в России советского периода Поэту принесли переводы Самуила Яковлевича Маршака. Но классический «вольный перевод» этого произведения Бернса принадлежит перу Ивана Ивановича Козлова, Поэта Пушкинской плеяды, «Поэтической Эллады» (как назвал ту пору прекрасную Николай Васильевич Гоголь) В переводе И.И. Козлова поэма обрела название «Сельский субботний вечер в Шотландии».
[7] В оригинале: «boneless wonders». Вероятно, скрытая цитата речи Уинстона Черчилля, произнесенная на заседании Палаты Общин 13 мая 1931г.: «Помню, как ребенком меня водили в знаменитый цирк Барнум, где имелась целая галерея всевозможных уродцев и монстров. «Экспонат», который мне хотелось посмотреть больше всего, назывался «бесхребетным чудом». Мои родители сочли, однако, что это зрелище слишком отвратительно и аморально для мальчика с еще не окрепшей психикой, и мне пришлось прождать полвека, прежде чем я увидел в палате общин премьер-министра Рамсея Макдональда».
[8] В оригинале: «Landless men» - безземельные люди.
[9] Левеллеры (англ. «Levellers» — уравнители). См. историю английской буржуазной революции.
[10] В оригинале: «То strive, to seek, to find, and not to yield». Строка из поэмы «Улисс» английского поэта Мьфреда Теннисона. Как сообщает нам Энциклопедический словарь В. Серова: «Эти строки были вырезаны на надгробном кресте, который был поставлен (январь 1913) в Антарктиде на вершине «Обсервер Хилл» в память английского полярного путешественника Роберта Скотта (1868— 1912). Стремясь достичь Южного полюса первым, он тем не менее пришел к нему вторым, спустя три дня после того, как там побывал норвежский первопроходец Руальд Амудсен. Роберт Скотт умер на обратном пути. В русском языке эти слова стали популярны после выхода в свет романа «Два капитана» Вениамина Каверина (1902—1989). Главный герой романа Саня Григорьев, мечтающий о полярных походах, делает эти слова девизом своей жизни (т. 1, гл. 14)». Роберту Скотту посвящены стихи юного поэта «шестидесятника», ушедшего на девятнадцатом году жизни, Владимира Полетаева с эпиграфом из письма Р.Скотта «Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал повесть о твердости и отваге своих товарищей...»: «Пурга не прекратится на мгновенье, / Спасенье вдруг не явится извне, / Сквозь ветра безысходное гуденье / И снег, подобный каменной стене. / Там Роберт Скотт последним умирает, / Он спутников во льдах похоронил. / И вот, пока еще хватает сил, / Их доблести бумаге доверяет... / Какую силу обретает слово, / Чтоб мужественных облик сохранить! / От капитана Скотта к Комарову / Я мысленно протягиваю нить. / Как знать, где ждет внезапное несчастье, / Опровергая волю и расчет? / Где может подвести непрочность снасти, / Где молния пути пересечет... / С улыбкой оставляя, словно детство, / Последний порт, последний космодром, / Они мальчишкам завещали след свой, / Отмеченный доверьем и добром».